Пре́лестность западного христианства

Пре́лестность западного христианства

Обучаясь в Высшем военном инженерном училище, Дмитрий Брянчанинов (будущий Игнатий), усиленно ищет ответа на мучительные для него вопросы о смысле человеческой жизни, об истинной религии. Ищет с большими трудностями, ибо его время в религиозном отношении было очень непростым: мистицизм, спиритизм, масонство, католицизм, протестантство в разных видах – всё это создавало атмосферу религиозного хаоса в сознании образованного человека. Нелегко было ему в православной России найти православную веру.

Конечно, было множество храмов, монастырей, духовных школ всех уровней. Но трудно было найти в них человека, понимающего духовную жизнь. В инженерном же училище вообще никого не было, кто мог бы ответить молодому человеку на его вопросы. Зная иностранные языки, в том числе древнегреческий и латинский, он обращается к чтению философской и религиозной литературы, как русской, так и западной. И приходит к чрезвычайно важному для себя открытию: «Чтение Отцов с полной ясностью убедило меня, что спасение в недрах Российской Церкви несомненно, чего лишены религии Западной Европы, как не сохранившие в целости ни догматического, ни нравственного учения первенствующей Церкви Христовой»[1]. Промыслительно встретив духовно зрелых иноков в Александро-Невской Лавре, и поддержанный ими, Дмитрий не только окончательно убеждается в истинности православной веры, но и твердо избирает путь монашеской жизни.

Для нашего времени, пронизанного экуменизмом и религиозной индифферентностью, его познания в этой области чрезвычайно важны. Его суждения о ней, основанные на серьёзном изучении, как католическо-протестантской религиозной литературы, так и святых отцов Православной Церкви, отличаются замечательной точностью и часто бескомпромиссностью оценок. Стоит при этом отметить, что ту и другую литературу он читал не только в переводах, но и на соответствующих языках.

В частности, он указывает, например, на конкретные временные координаты отступления католических аскетов от опыта святых единой Вселенской Церкви: «Преподобный Венедикт [† 544], – пишет он, – святой папа Григорий Двоеслов [† 604] еще согласны с аскетическими наставниками Востока; но уже Бернард Клервосский [XII в.] отличается от них резкою чертою; позднейшие уклонились еще более. Они тотчас влекутся и влекут читателей своих к высотам, недоступным для новоначального, заносятся и заносят. Разгоряченная… мечтательность заменяет у них все духовное, о котором они не имеют ни малейшего понятия. Эта мечтательность признана ими благодатью»[2].

Владыка Игнатий свидетельствует, что «церкви инославные, хотя и украшают себя именем Церквей Христовых, хотя признают Бога, но не действую­щего, как бы мертвого (для мертвых и живой – мертв!), чем обнаруживают, что они поколебались, не устояли в истине»[3], что «бо́льшая часть подвижников Западной церкви, провозглашаемых ею за величайших святых – по отпадении ее от Восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее – молились и достигали видений, разумеется, ложных, упомянутым мною способом (воображением и мечтательностью. – А.О.). Эти мнимые свя­тые были в ужаснейшей бесовской прелести»[4].

Более всего святитель Игнатий обращает внимание на глубокое искажение там понимания высшей христианской добродетели – любви. Он с негодованием пишет о том, что в сочинениях самых авторитетных святых католической церкви она изображается как откровенная плотская романтическая любовь к Христу со всеми ее атрибутами. «Многие подвижники, – предупреждает он, – приняв естественную любовь за Божественную, разгорячили кровь свою, разгорячили и мечтательность… Много было таких подвижников в Западной Церкви с того времени, как она впала в папизм, в котором богохульно приписываются человеку (папе — А.О.) Божеские свойства»[5].

«Кровь и нервы приводятся в движение многими страстями: и гневом, и сребролюбием, и сластолюбием, и тщеславием. Последние две чрезвычайно разгорячают кровь в подвижниках, незаконно подвизающихся, делают их исступленными фанатиками. Тщеславие стремится преждевременно к духовным состояниям, к которым человек еще не способен по нечистоте своей; за недостижением истины – сочиняет себе мечты. А сладострастие, присоединяя свое действие к действию тщеславия, производит в сердце обольстительные ложные утешения, наслаждения и упоения. Такое состояние есть состояние самообольщения. Все незаконно подвизающиеся находятся в этом состоянии. Оно развивается в них больше или меньше, смотря по тому, сколько они усиливают свои подвиги. Из этого состояния написано западными писателями множество книг»[6].

Суждения святителя Игнатия по поводу католической аскетической литературы очень насущны для настоящего времени. Святитель Игнатий предупреждает: «Оживить чувства, кровь и воображение старались западные; в этом успевали скоро, скоро достигали состояния прелести и исступления, которое ими названо святостью. В этой стране все их видения. Читающий их непременно заражается духом прелести…»[7].

Святитель настойчиво рекомендует избегать чтения западных аскетов: «Займитесь чтением Нового Завета и святых Отцов Православной Церкви (отнюдь не Терезы, не Францисков и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая Церковь выдает за святых)»[8]. «Подобно Малпасу, достигли в отшельничестве сильнейшей бесовской прелести Франциск д’Асиз (Ассизский. — А.О.), Игнатий Лойола и другие подвижники латинства, признаваемые в недрах его святыми»[9].

В его время большой популярностью в интеллигентской среде пользовалась книга католического святого Фомы Кемпийского. Она многократно переводилась. Но вот что писал о ней святитель Игнатий: «В образец аскетической книги, написанной из состояния прелести, именуемой мнением, можно привести сочинение Фомы Кемпийского под названием Подражание Иисусу Христу. Оно дышет утонченным сладострастием и высокоумием»[10]. «В книге жительствует и из книги дышит помазание лукавого духа, льстящего читателям, упоевающего их отравой лжи, услажденной утонченными приправами из высокоумия, тщеславия и сла­дострастия. Книга ведет читателей своих прямо к общению с Богом, без предочищения покаянием… Книга производит сильное действие на кровь и нервы, возбуждает их, – и потому особенно нравится она людям, порабощенным чувственности: книгой можно наслаждаться, не отказываясь от грубых наслаждений чувствен­ностью. Высокоумие, утонченное сладострастие и тщеславие выставляются книгой за действие благодати Божией»[11].

«Такого же мнения о “Подражании” был известный деятельной монашеской опытностью иеросхимонах Леонид»[12], другие Оптинские старцы, святитель Феофан Затворник и позднейшие подвижники благочестия.

Яркое подтверждение точности оценки Святителем католической аскезы, грубого искажения в ней духовной любви можно видеть на примере молоденькой монахини Терезы Младенца Иисуса, скончавшейся в 23-летнем возрасте, но возведенной папой Иоанном Павлом II в 1997 году в высшее достоинство святости – Учителя католической церкви. В своей автобиографии она, не стесняясь, описала свою любовь (роман) с Христом: «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: “Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки”. Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все… Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах»[13]. Это красочное описание любви, признаваемой, восхваляемой и прославляемой в католицизме, свидетельствуют, до какой степени деградации дошло в нем понимание духовной жизни.

Святитель Игнатий указывает на психические и нравственные последствия такого аскетизма: «Поведение подвижников латинства, объятых прелестью, было всегда исступленное по причине необыкновенного вещественного страстного разгорячения. В таком состоянии находился Игнатий Лойола, учредитель иезуитского ордена. У него воображение было так разгорячено и изощрено, что как сам он утверждал, ему стоило только захотеть и употребить некое напряжение, как являлись перед его взорами, по его желанию, ад или рай… Известно, что истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, – даруются неожиданно, весьма редко… Усиленный подвиг находящихся в прелести обыкновенно стоит рядом с глубоким развратом. Разврат служит оценкою того пламени, которым разожжены прельщенные»[14].

Действительно, именно этим откровенно языческим духом наполнена вся порожденная католицизмом, западная культура. «В новейшие времена, – пишет Святитель, – языческая жизнь явилась первоначально в недрах папизма; языческое чувство и вкус папистов выказываются с особенной яркостью в применении искусств к предметам религии, в живописных и изваянных изображениях святых, в их церковном пении и музыке, в их религиозной поэзии. Все школы их носят на себе отпечаток греховных страстей, особенно сладострастия; там нет ни чувства целомудрия и благопристойности, ни чувства простоты, ни чувства чистоты и духовности. Таковы их церковная музыка и пение»[15].

Интересно отметить и неприятие Святителем католического учения (заимствованного у иудея Филона Александрийского и развитого французским философом Декартом) о полной невещественности духов (которое одно время разделял и святитель Феофан Затворник, но впоследствии пересмотрел его[16]): «…западные, принявшие в недавнее время много мнений чуждых и противных Православной Церкви, недавно приняли чуждое и противное ей учение о совершенной невеществен­ности сотворенных духов, приписали им духовность в той степени, в какой имеет ее Бог»[17].

[1] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 546.

[2] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 8. М., 2007. С. 202

[3] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. М., 2014. С. 87.

[4] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 226.

[5] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 529-530.

[6] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 8. М., 2007. С. 203.

[7] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 7. М., 2007. С. 509.

[8] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 8. М., 2007. С. 184.

[9] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 4. М., 2014. С. 62.

[10] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 4. М., 2014. С. 61.

[11] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 236-237.

[12] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 238.

[13] Святая Тереза имени младенца Иисуса. Повесть об одной душе. Брюссель, 1992. С. 91.

[14] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1. М., 2014. С. 226-227.

[15] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 5. М., 2014. С. 501-502.

[16] См.: Феофан (Говоров), свт. Собрание писем. Письмо № 1217. Изд-во Псково-Печерского монастыря, 1994. С. 255.

[17] Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. М., 2014. С. 546.